Лабиринт залов, длинных коридоров и пустых комнат был теперь едва освещен кое-где расположенными слабыми лампами. Малоун представил, как это все когда-то выглядело — обстановка, стены, украшенные яркими фресками и гобеленами, повсюду толпы людей, служивших верховному понтифику или принесших ему петиции. Посланники хана, императора Константинополя, Петрарка собственной персоной, святая Катерина из Сиены — женщина, которая убедила последнего авиньонского Папу вернуться в Рим, — все они прошли перед его мысленным взором. Здесь дышала и жила история, теперь от нее почти ничего не осталось.
Снаружи наконец началась гроза, дождь неистово грохотал по крыше, ветер стучался в окна.
— Некогда этот дворец был таким же величественным, как Ватикан, — прошептал Кларидон. — А теперь все ушло. Уничтожено невежеством и жадностью.
Малоун не согласился:
— Кое-кто сказал бы, что невежество и жадность были причиной того, что он был построен.
— А, мистер Малоун, вы учились истории?
— Я много читал.
— Тогда позвольте мне кое-что вам показать.
Кларидон вел их через открытые двери по более посещаемым комнатам, на каждой из которых была надпись. Они остановились в сводчатой прямоугольной комнате, именуемой Пиршественным залом, с обшитым деревом потолком.
— Это был банкетный зал Папы, вмещавший сотни людей, — сказал Кларидон, и его голос отдался эхом. — Клемент Шестой затянул потолок синей тканью, усеянной золотыми звездами, — в виде астрономического свода. Стены когда-то были украшены фресками. Все это было уничтожено огнем в тысяча четыреста тринадцатом году.
— И больше не восстановлено? — спросила Стефани.
— Авиньонские папы к этому времени вернулись в Рим, так что этот дворец утратил свое значение, — ответил Кларидон, направляясь к дальней стене. — Папа ел один, вот здесь, на возвышении, на троне под балдахином из алого бархата, отделанного горностаем. Гости сидели на деревянных скамьях вдоль стен — кардиналы вдоль восточной, остальные вдоль западной. Столы были в форме буквы U, и еда начинала подаваться с центра. Все имело свой порядок…
Малоун отозвался:
— Словно идешь по разрушенному городу, душа которого уничтожена бомбежкой. Мир, замкнутый в себе.
— В этом и был смысл. Французские короли хотели, чтобы их папы находились вдали от всех. Они сами решали, что папам следует думать и делать, поэтому резиденция понтифика не должна была быть воздушной и легкомысленной. Ни один из этих пап не приезжал в Рим, поскольку итальянцы убили бы его на месте. Так что семь человек, бывших здесь папами, создали свою собственную крепость и не задавали вопросов французскому трону. Они были обязаны своим существованием королю и были довольны своим покоем и положением — это время потом стали называть Авиньонским пленом.
Соседняя комната была меньших размеров. Эта палата была местом, где папы и кардиналы собирались на тайный свет.
— Именно здесь являли Золотую Розу, — рассказывал Кларидон. — Большая наглость со стороны авиньонских пап. В четвертое воскресенье Поста Папа награждал кого-нибудь, обычно монарха, зрелищем Золотой Розы, особой папской награды.
— Вы это не одобряете? — спросила Стефани.
— Христос не нуждался в золотых розах. Зачем тогда они папам? Просто еще одно святотатство, каких много было в этом месте. Клемент Шестой купил весь город у королевы Иоанны Неапольской в тысяча триста девятом году. Частью сделки было то, что она получила отпущение грехов за соучастие в убийстве мужа. В течение ста лет преступники, проходимцы, фальшивомонетчики и контрабандисты всех мастей уклонялись здесь от правосудия, покупая индульгенции.
Они миновали еще одну комнату и оказались в помещении, называемом Оленья комната. Кларидон включил приглушенный свет. Малоун замешкался в дверях на секунду, но этого было достаточно, чтобы глянуть сквозь предыдущую комнату в Пиршественный зал. По стене скользнула тень, и он понял, что они не одни. Он знал, кто позади. Высокая, привлекательная, спортивного телосложения женщина — цветная, как выразился Кларидон. Та женщина, которая сидела за столиком, а потом последовала за ними во дворец.
— …здесь соединяются старый и новый дворцы, — продолжал рассказывать Кларидон. — Старый у нас за спиной, новый впереди. Здесь был кабинет Клемента Шестого.
Малоун читал в путеводителе о Клементе, человеке, любившем живопись и поэзию, музыку, редких животных и галантные ухаживания. Часто цитируют его слова: «Мои предшественники не знали, как надо быть Папой». Он превратил старую крепость Бенедикта в роскошный дворец. Великолепный образец земных желаний Клемента сейчас окружал их в виде рисунков на стенах. Поля, чащи, ручьи — все это под голубым небом. Люди с рыболовными сетями около зеленого пруда, выловленная в изобилии рыба. Бретонские спаниели. Молодой дворянин со своим соколом. Ребенок на дереве. Лужайки, птицы, купающиеся воде. Преобладали зеленые и коричневые цвета, но оранжевые одежды, синяя рыба и фрукты на деревьях добавляли ярких цветов в общую картину.
— Клемент приказал нарисовать эти фрески в тысяча триста сорок четвертом году. Их обнаружили под штукатуркой, которой их замазали солдаты, когда в девятнадцатом веке дворец превратили в казармы. Эта комната помогает понять, каковы были авиньонские папы, особенно Клемент Шестой. Некоторые называли его Клемент Великолепный. У него не было призвания к монашеской жизни. Снятие епитимий, отлучение от церкви, отпущение грехов, даже сокращение срока в чистилище и для живых, и для мертвых — все можно было купить. Видите, кое-чего не хватает?