Евангелие тамплиеров - Страница 31

— С чего начнем? — поинтересовался Руссе.

Соньер долго думал над этим. Витражные окна заменили, и в скором времени будет готово новое крыльцо перед главным входом. Надо непременно починить северную стену, над которой уже работает Бабу, установить новую кафедру и сделать крышу. Но он знал, чем займется в первую очередь.

— Мы начнем с алтаря.

На лице каменщика отразилось удивление.

— Это центр притяжения людей, — пояснил Соньер.

— Как прикажете, святой отец.

Ему нравилось, что его прихожане выражают уважение к нему, хотя ему было всего тридцать восемь лет. За последние пять лет он полюбил Ренн. Здесь у него была возможность изучать Священное Писание и совершенствовать латынь, греческий и иврит. Он любил гулять по горам, ловить рыбу и охотиться. Но пришло время сделать что-то созидательное.

Соньер приблизился к алтарю.

Верх его был из белого мрамора, источенного водой, которая столетиями текла из прохудившейся крыши. Плиту поддерживали две колонны, украшенные вестготскими крестами и греческими буквами.

— Мы заменим плиту и колонны, — заявил он.

— Как? — спросил Руссе. — Это же невозможно сдвинуть с места.

Соньер указал на место, где стоял Бабу.

— Используй кувалду. Не бойся.

Бабу принес тяжелое орудие и прикидывал, как лучше подступиться. Потом с усилием замахнулся и ударил молотом по центру алтаря. Толстая плита треснула, но камень не поддался.

— Крепкий, — заметил Бабу.

— Еще раз, — подбодрил Соньер.

Еще один удар, и камень раскололся на две половины, рухнувшие на землю рядом с колоннами.

— Заканчивайте, — сказал Соньер.

Удары кувалды быстро раскрошили колонны.

Он наклонился над обломками.

— Давайте уберем это отсюда.

— Мы унесем осколки, святой отец, — сказал Бабу, откладывая кувалду, — а вы сложите их в одну кучу.

Двое каменщиков подняли половинку плиты и потащили ее к выходу.

— Отнесите на кладбище. Мы найдем ей применение, — крикнул он им вслед.

Когда они ушли, Соньер обратил внимание, что колонны раскрошились не полностью. Он смел пыль и крошку с одной из колонн. На второй еще лежал осколок алтарной плиты, и, стряхнув его на пол, он заметил, что в сердцевине колонны есть неглубокая выемка — размером с его ладонь, явно предназначенная для того, чтобы фиксировать болт, удерживавший плиту. Внутри углубления он заметил какой-то блеск.

Он наклонился ближе и осторожно смахнул пыль.

Да, там что-то есть.

Стеклянный фиал. Размером примерно с указательный палец, запечатанный алым воском.

Он присмотрелся и увидел, что внутри сосуда находится скрученный в трубочку лист бумаги. Интересно, как долго он здесь хранился? Должно быть, давно, потому что Соньер не слышал, чтобы с алтарем проводились какие-то работы.

Он извлек предмет из хранилища.

* * *

— С этого фиала все и началось, — закончила Стефани.

Малоун кивнул:

— Я читал книги Ларса. Но я думал, что Соньер нашел в этой колонне три пергамента, в которых было зашифрованное послание.

Она отрицательно покачала головой:

— Это часть вымысла, позднее сочиненного другими. Мы с Ларсом говорили об этом. Большинство заблуждений берут свое начало в пятидесятых годах, когда один хозяин постоялого двора в Ренне, стремясь оживить свой бизнес, придумал много баек. Одна ложь наслаивалась на другую. Ларс никогда не верил, что эти пергаменты действительно существовали. Текст, якобы содержавшийся в этих бумагах, печатался во многих книгах, но никто никогда не видел оригиналы.

— Почему же он тогда написал о них?

— Чтобы книги лучше продавались. Я знаю, что он беспокоился из-за этой лжи, но тем не менее включил ее в книгу. Он всегда говорил, что богатство Соньера базируется на находках тысяча восемьсот девяносто первого года, и на содержимом этого фиала тоже. Но так считал только он. — Она указала на еще одно каменное строение. — Это дом, где жил Соньер. Сейчас это музей. Здесь хранится та самая колонна с нишей.

Они миновали киоски, около которых толпились люди, и вышли на старую улицу, вымощенную круглыми камнями.

— Церковь Марии Магдалины, — сказала Стефани, указывая на здание в романском стиле. — Некогда это была часовня здешних графов. А теперь, всего за четыре евро, ты можешь увидеть великое творение Соньера.

— Ты не одобряешь это?

Она пожала плечами:

— Я никогда не одобряла. В этом вся проблема.

Справа он увидел обветшалый замок, его грязно-серые наружные стены припекало солнце.

— Это усадьба Отпулов, — сказала Стефани, — во время революции ее экспроприировало правительство.

Они завернули за дальний угол церкви и прошли под каменной аркой, украшенной черепом со скрещенными костями. Малоун вспомнил, что в книге, которую он читал прошлой ночью, рассказывалось, что такой символ украшал надгробные памятники многих тамплиеров.

Земля у входа была усыпана галькой. Французы называют это место: «Enclose paroissiaux» («Приходской двор»). И прилегающее пространство выглядело вполне типичным: с одной стороны низкая стена, с другой — церковь, вход в которую сделан в виде триумфальной арки. На кладбище находилось множество могильных плит, надгробий и памятников. На некоторых могилах лежали цветы, многие были украшены согласно французской традиции фотографиями умерших.

Стефани подошла к одному памятнику, не украшенному ни цветами, ни фотографиями, и Малоун немного отстал. Он знал, что местные так любили Ларса Нелла, что даровали ему привилегию быть похороненным на их ухоженном церковном дворе.